«Заброшенные шахты Российского Севера: массовые захоронения жертв репрессий и давление на исследователей»

Дата: 20.01.2025 Автор статьи: Дмитрий Великий

Челябинская область. Лысая гора. Раскопки на месте массового захоронения жертв сталинских репрессий.
Фото Бориса Клипиницера /Фотохроника ТАСС/

Введение

История политических репрессий в СССР долгие годы окружена полузабытыми фактами, слухами и замалчиванием. Среди наиболее тревожных тем — массовые захоронения жертв ГУЛАГа и расстрелов в отдалённых регионах, в том числе на Севере. Шахты, давно оставленные горняками, нередко называются «братскими могилами» для репрессированных.

Однако попытки исследователей и энтузиастов пролить свет на эти тайны нередко заканчиваются для них бюрократическими проволочками, а порой и уголовным преследованием. Каковы реальные факты, полученные из открытых источников, и что заставляет власти нервно реагировать на подобные находки?

Глава 1. Краткий обзор исторического контекста

Система ГУЛАГ и северные регионы.
В 1930–1950-е годы северные территории СССР — Архангельская область, Республика Коми, Мурманская область, северные районы Урала, Сибири и Дальнего Востока — были густо «усеяны» лагерями ГУЛАГа. Заключённые использовались на строительстве железных дорог, лесозаготовках, добыче полезных ископаемых и угля.
- Воркута, Инта, Печора — названия этих мест хорошо знакомы из трудовых и «исправительных» лагерей.
- Именно в горнорудных и угольных районах, где рытьё шахт и штреков велось в спешке, а жизнь заключённых была малоценна для руководства, появлялись слухи и свидетельства о захоронениях в заброшенных выработках.
Документальные свидетельства.
Часто приводят в пример рассекреченные фрагменты переписки НКВД, где описаны «специальные участки» для захоронения «социально опасных элементов». Хотя прямые упоминания именно о шахтах редки, есть документы, указывающие на то, что тела могли скрываться в труднодоступных местах, чтобы избежать излишнего внимания.

Глава 2. Конкретные находки: что говорят открытые источники

Публикации региональных СМИ.
- Издание «7×7» в 2015–2018 годах публиковало серию материалов об инициативных группах в Республике Коми, которые пытались обследовать старые выработки в окрестностях Воркуты. По свидетельствам местных жителей и некоторых бывших заключённых, там не раз находили фрагменты человеческих костей и изношенные фрагменты одежды (предположительно лагерной).
- В одном из репортажей «7×7» (доступен в открытом доступе в архивах издания) говорилось, что добровольцы, обнаружившие кости и пытавшиеся передать их на экспертизу, столкнулись с отказами местных правоохранительных органов. Им якобы заявили: «Нет оснований проводить следственные действия, это могут быть останки животных».
Работа правозащитных и историко-просветительских организаций.
- Историческое общество «Мемориал» (признано в России иноагентом и позже ликвидировано по решению суда) неоднократно сообщало о массовых анонимных захоронениях репрессированных. В их отчётах фигурируют свидетельства очевидцев, что «часть таких могил могла находиться в затопленных либо заброшенных шахтах».
- В некоторых региональных отчётах (доступных на прежних сайтах «Мемориала») были перечислены случаи обнаружения костных останков в промышленных выработках, но проведение официальных раскопок и экспертиз затягивалось на годы.
Свободные источники в интернете (форумы, блоги краеведов).
- На профильных краеведческих форумах, посвящённых истории ГУЛАГа, можно найти сообщения о «спонтанных» находках человеческих костей в шахтах Коми и на Кольском полуострове. Упоминаются конкретные места, координаты, но часто авторы таких сообщений предпочитают анонимность, опасаясь, что их сочтут «любителями копать там, где не нужно», или же что ими заинтересуются силовые структуры.

Глава 3. «Слишком много вопросов»: почему находки скрывают?

Позиция местных властей.
- Официальная реакция на сообщения о костях в заброшенных шахтах чаще всего сводится к заявлениям об отсутствии подтверждённых доказательств или к ссылкам на «опасность» подземных выработок для исследователей.
- Нередки случаи, когда чиновники прямо говорят активистам и историкам: «Если что-то нашли, оформляйте разрешение, привлекайте официальных экспертов». Но бюрократический круг согласований настолько велик, что многие энтузиасты бросают дело на полпути.
Силовое давление.
- В некоторых историях упоминаются угрозы и «беседы» с местной полицией. Людям могут объяснять, что «раскачивать тему репрессий — значит действовать против интересов государства».
- Громких уголовных дел «за находку костей» официально не так много, но есть примеры, когда против активистов возбуждались дела по другим статьям (например, «экстремизм» или «хранение незаконной литературы»). Это создаёт общее ощущение, что копать глубже небезопасно.
Пример Юрия Дмитриева (дело Сандармоха).
Хотя это касается не шахт, а лесного урочища в Карелии, случай историка-исследователя Юрия Дмитриева показателен для всей России. Дмитриев занимался поиском и идентификацией массовых захоронений жертв сталинских расстрелов. В итоге на него завели уголовное дело по обвинениям, которые правозащитники называют сфабрикованными. Многие уверены, что подлинной причиной стало именно его упорное стремление обнародовать масштабы репрессий.
- Этот случай показывает общий «тренд» преследования историков и краеведов, которые берут на себя инициативу в изучении «неудобных» страниц прошлого.

Глава 4. С кем мы поговорили: мнения очевидцев и исследователей

Для этой статьи мы обратились к нескольким независимым источникам (некоторые из них просят не называть их имена открыто).

Краевед-энтузиаст, Республика Коми: «Мы с коллегами находили человеческие кости в одной из старых шахт, вперемешку со строительным мусором и полуистлевшей тканью. Местные власти отреагировали дежурными отговорками. А потом нам позвонили “добрые люди” и посоветовали больше там не появляться, мол, “к себе напроситесь на статью за незаконные раскопки”.»
Бывший сотрудник музея в Архангельске (анонимно): «В музее нам передавали фрагменты артефактов, которые, по словам кладоискателей, найдены рядом с шахтными стволами — пуговицы, обрывки документов. Но оформлять это как экспонаты трудно: нужна экспертиза, а от официальной экспертизы сразу “включается” МВД. Иногда проще не афишировать подобные находки, чтобы не закрыли тему совсем.»
Член правозащитной организации (бывший “Мемориал”): «Исторически доказано, что ГУЛАГ действительно имел в обиходе тайные способы захоронения. А шахты идеально подходили под эту задачу: удалённость, отсутствие контроля, сложность для поиска. Найти сегодня неопровержимые улики — сложно, но люди регулярно сообщают о находках костей. Давление, которое испытывают исследователи, реальное, об этом свидетельствуют хотя бы местные журналисты, которым сложно публиковать такие материалы.»

Глава 5. Силовые и бюрократические препоны: механизмы давления

Отказ в доступе к объектам.
- Чтобы официально обследовать шахту или провести археологические работы, нужны многочисленные разрешения от органов МЧС, органов культуры, местной администрации и т. д. Чаще всего такие разрешения либо не выдаются, либо выдаются с критическими ограничениями.
Уголовные и административные дела.
- Исследователей могут обвинить в «нарушении правил ведения археологических работ», «несогласованной поисковой деятельности» или даже «вскрытии мест захоронений без разрешения». Эти формальные поводы достаточно, чтобы затормозить или вовсе запретить любые независимые раскопки.
Запугивание через «предупредительные разговоры».
- Многие активисты рассказывают, что к ним приходят сотрудники полиции, ФСБ или «неизвестные люди в штатском» и настойчиво советуют прекратить деятельность. После такого «визита» поиск или публикация материалов обычно приостанавливаются.

Глава 6. Оценка масштабов захоронений: есть ли точная статистика?

Официальных цифр нет.
- Ни одно государственное учреждение не публиковало отчёты о количестве тел, которые могут находиться в шахтах. Нет и крупных научных экспедиций с государственным финансированием, которые занимались бы сплошным обследованием всех старых выработок.
Независимые подсчёты.
- Краеведы и правозащитники утверждают, что счёт может идти на десятки тысяч людей, учитывая общее число жертв репрессий в северных лагерях. Но всё упирается в отсутствие систематических работ: ни подтверждать, ни опровергать эти цифры официально не могут или не хотят.

Глава 7. Почему тема остаётся «под запретом»?

Политическая чувствительность. Любые крупные массовые захоронения репрессированных в очередной раз подняли бы вопрос о масштабах преступлений сталинского режима. В современном политическом климате в России эта тема часто замалчивается или сворачивается под предлогом «недопустимости очернения прошлого».
Отсутствие желания государства. Если бы существовал реальный интерес у официальных структур, можно было бы организовать комплексные научные исследования, экспертизы ДНК и прочие меры для идентификации останков. Но пока инициатива целиком лежит на общественниках и краеведах, которые не могут пробить «железобетон» бюрократии.
Страх местных жителей. В небольших северных посёлках люди знают, что открытые конфликты с властью чреваты проблемами. Мнение «лучше молчать, чем лишиться работы или получить проблемы с полицией» нередко побеждает любопытство и желание сохранить историческую правду.

Заключение

Факты говорят сами за себя: останки людей действительно находят в заброшенных шахтах, и существуют десятки свидетельств об этом в открытых источниках — от журналистских расследований до блогов краеведов и публикаций бывших правозащитных организаций. Но каждый раз, когда кто-то пытается перевести разговор из «сферы слухов» в плоскость официального признания, появляются препятствия: административные, правовые или силовые.

Поэтому заявления о том, что «все шахты Севера забиты костями жертв репрессий» — это не просто пустая конспирология. Да, точных масштабов пока никто назвать не берётся, но свидетельства обнаружения человеческих останков в рудниках и штреках встречаются слишком часто, чтобы их игнорировать. А реакция властей — от формального бездействия до прямого давления — заставляет исследователей и очевидцев опасаться последствий.

Вопрос остаётся открытым: что ещё скрывают тёмные глубины шахт в регионах, где десятилетиями существовали лагеря ГУЛАГа, и не пора ли провести официальное расследование, гарантирующее безопасность и поддержку тем, кто готов рассказать о страшных страницах истории во весь голос?

Послесловие

Пока общая атмосфера в стране такова, что любое публичное упоминание о массовых захоронениях жертв репрессий воспринимается как «опасный шаг», исследователи рискуют быть обвинёнными в подрыве авторитета государства или в «экстремизме». Но чем дольше эта тема будет оставаться под неформальным запретом, тем больше будут множиться слухи и недоверие. Признание исторической правды, сколь бы горькой она ни была, — необходимая часть формирования подлинной памяти о прошлом. И в этом плане шахты Севера остаются одним из важных, но до сих пор малоисследованных свидетельств трагедии, унесшей миллионы жизней.