С октября 2022 года Россия увеличила интенсивность нападений на электростанции и другую гражданскую инфраструктуру в рамках кампании, направленной на деморализацию украинского народа и угрожающей оставить миллионы мирных жителей без отопления или воды зимой.  По состоянию на 20 октября 2022 года, до 40% энергосистемы Украины подверглось нападению со стороны России. Правительство попросило граждан экономить электроэнергию, и были введены веерные отключения электроэнергии.

Всемирная организация здравоохранения предупредила о потенциальном гуманитарном кризисе, заявив, что «отсутствие доступа к топливу или электричеству из-за поврежденной инфраструктуры может стать вопросом жизни или смерти, если люди не смогут отапливать свои дома».  Дениз Браун, постоянный координатор ООН в Украине, заявила, что нападения могут привести к «высокому риску смертности в зимние месяцы».

Равина Шамдасани, представитель Управления Верховного комиссара Организации Объединенных Наций по правам человека, заявила, что «нападения на гражданских лиц и объекты, необходимые для выживания гражданских лиц, запрещены международным гуманитарным правом» и «приравниваются к военному преступлению». Президент Европейской комиссии Урсула фон дер Ляйен и 11 членов восточного фланга НАТО также назвали нападения военным преступлением.

В своем всестороннем анализе Чарльз Дж. Данлэп-младший, исполнительный директор Центра права, этики и национальной безопасности Юридической школы Дьюка и бывший заместитель генерального судьи-адвоката ВВС США, указал на мнение, что “[e] электрические электростанции, как правило, признаются, имеют достаточное значение для способности государства удовлетворять свои потребности в связи, транспорте и промышленности в военное время, чтобы обычно квалифицироваться в качестве военных объектов во время вооруженных конфликтов”, более того, что они были излюбленным цель на протяжении почти столетия, и что Украина действительно прибегла к аналогичной тактике в 2015 году.

Военные структуры также обычно полагаются на гражданскую электрическую сеть. Кроме того, нападения на гражданские предприятия могут быть оправданы «значительным внутренним военно-промышленным комплексом» Украины и тем, что экспорт энергоносителей (также в форме электроэнергии) является одним из основных источников доходов Украины. Различие между военными и гражданскими целями по-прежнему актуально, но, однако, не исключает нападений на объекты двойного назначения (военные и гражданские), если «разумно невозможно выделить [гражданские части] из общего удара» — как это может быть в случае с «полностью интегрированной» электросетью Украины. Размывание понятий «гражданин» и «комбатант», например, призывая граждан сообщать о позициях противника через правительственные приложения, еще больше усложняет картину.

Аналогичным образом, пропорциональность военного преимущества и ущерба гражданскому населению должна быть сохранена, но может рассматриваться как адекватная в данном случае, когда погибло около 70 гражданских лиц (на момент написания статьи) по сравнению с 40% выбывшей из строя национальной энергосистемы. При оценке последствий Министерство обороны США понимает ущерб гражданскому населению как «непосредственный вред». С другой стороны, принятие во внимание «отдаленного вреда», такого как возможный голод или замерзание украинских граждан в последующие недели или месяцы, является спорным, особенно поскольку на данный момент большая часть электросети была быстро восстановлена и поскольку Украина тоже обязана защищать своих граждан от экстремальных холодов, независимо от действий злоумышленника. Наконец, хотя явные террористические атаки запрещены международным правом, разделение оправданных военных преимуществ и психологического воздействия на гражданское население часто едва ли осуществимо. Точка зрения США заключается в том, что «нападения, которые в остальном являются законными, не считаются незаконными, если они приводят к снижению морального духа».